ИГРЫ БЕЗ ПРАВИЛ
(«Курган-Тюбинская правда»: Курган-Тюбе, Таджикистан, 1978-1980 гг.)

«Здравствуйте, Сергей! Огромное Вам спасибо 
за выложенный Вами архив фотографий из 
жизни "Курган-Тюбинской правды", на который 
я случайно наткнулась в Интернете. К моей 
огромной радости там запечатлен и мой отец, 
С. И. Тахаленко. Это самая лучшая память о 
нем. Спасибо Вам большое. Алена Тахаленко».

Да, Алена, журналистам не ставят памятники, старые газеты никто не читает, вот и остается в память об ушедшем газетчике пара случайных фотографий. Журналистов захватывают в заложники, убивают за критику, они умирают от инфаркта, а вспоминают о них только тогда, когда они кому-нибудь нужны, чтобы сделать то, что никто другой не умеет, – рассказать о нашей сегодняшней жизни.

… Я стал редактором «Курган-Тюбинской правды» в 28 лет – непозволительно молодым для такой должности в те годы. По правилам, надо было бы поработать мне еще заведующим отделом республиканской газеты или редактором молодежки, поучиться в АОН при ЦК КПСС, а потом уже занимать такую ответственную должность, как редактор областной партийной газеты, но… Меня, разъездного корреспондента республиканской газеты «Коммунист Таджикистана», утверждали редактором областной газеты вместе с редактором такой же газеты, но только на таджикском языке – Мукимом Абдурахмановым. Если не ошибаюсь, раньше он возглавлял отдел партийной жизни в республиканской газете, был лет на 10-12 старше меня. Вот Муким уже умел при его небольшом росте смотреть на собеседника сверху вниз, вальяжно подать руку подчиненному, не спеша шествовать перед семенящей за ним женой по улицам города – таким был образ таджикского раиса. Притом человеком он был замечательным, никого не подсиживал, не стучал, а когда я покидал страну и на прощание устроил отвальную с шашлыком и водкой на горке (кто был в Кургане, тот знает это место), Муким расслабился, сбросил маску большого таджикского начальника и возвращался с нами в ночной город уже как обыкновенный русский подвыпивший мужик.

Курган-Тюбинская область была создана 7 января 1944 г. из частей Кулябской и Сталинабадской областей, но уже через три года упразднена, территория передана в состав Сталинабадской. Вновь образована (вот тут я затрудняюсь) то ли в 1973-м, то ли в 1977 г. Просуществовала до 8 сентября 1988 г., когда была образована Хатлонская область из Курган-Тюбинской и Кулябской областей. В 1990 г. Курган-Тюбинская область была ненадолго восстановлена, но в декабре 1992 г. окончательно упразднена и вошла в состав Хатлонской области. Ну, не везло ей и все!

Кстати, как нет сейчас Курган-Тюбинской области, как нет СССР, так нет и ни одной (!!!) газеты, в которых я работал. «Коммунист Таджикистана» переименован в «Народную газету»; «Социалистическая индустрия» - в «Рабочую трибуну», которая потом стала просто «Трибуной»; «Деловой мир» вообще почил в бозе, а «Курган-Тюбинская правда» стала «Новым Хатлоном». А ведь как работали коллеги, как старались сделать родную газету лучшей, сколько сил и здоровья отдали в многодневных командировках, бессонными ночами дежурств. Все в землю лягут, все прахом будет…

Так вот в 1978 году никакого опыта руководства у меня не было, а надо было меньше чем за месяц набрать 50 человек русскоязычных журналистов и обеспечить бесперебойный выпуск пятиразовой газеты формата А-2 в неприспособленной для этого типографии и в редакции, где еще шел ремонт. Сейчас я бы не взялся за это дело ни за какие деньги, а тогда, по молодости, согласился: интересно было попробовать себя в новом качестве. Дали мне печать, клише названия газеты (потом за его изготовление пришлось еще и платить) и 8 декабря отправили в Курган-Тюбе. 1 января 1979 года должен был выйти первый номер областной газеты «Курган-Тюбинская правда».

Раньше я уже бывал в этом центре Вахшской долины, приезжал в командировку по каким-то делам, скорее всего, на Вахшский азотно-туковый завод. Тогда и познакомился с собственным корреспондентом «Коммуниста Таджикистана» Станиславом Ильичем Тахаленко, а попросту – со Стасом (фото). Теперь же узнал, что у меня уже есть заместитель – этот самый Стас. Тахаленко был одним из лучших собкоров «Коммуниста Таджикистана», править его материалы по промышленной тематике было легко (за других собкоров приходилось иногда полностью переписывать). Зону свою он знал хорошо, работал здесь не первый год, так что назначение его заместителем редактора областной партийной газеты было вполне логичным.

В тот мой давнишний приезд Стас на правах хозяина повез знакомится с областью уже не помню куда, то ли в заповедник «Тигровая балка», то ли еще куда. У него здесь все было схвачено. Знали его и уважительно относились (все-таки представитель республиканской партийной газеты, лучше уж не портить  с ним отношения, а то самому же хуже будет! Впрочем, в таджикском менталитете вообще не принято портить с кем-то отношения). Тахаленко знали и именитые бригадиры хлопкоробов, и руководители совхозов, и секретари парткомов, и даже чайханщики.

Это здорово пригодилось нам потом, ведь очень часто надо было давать в газете «одобрямс». То есть небольшие заметки типа: «Я, знатный бригадир, целиком и полностью поддерживаю решения прошедшего съезда родной Коммунистической партии…». Такие заметки писались по трафарету, согласовывались с автором по телефону, никем не читались, но «одобрямс» требовали в большом количестве публиковать обком и ЦК. Тахаленко садился за телефон и щелкал эти заметки, как семечки. Но, с другой стороны, то, что тебя знает пол-области, и мешало в работе, ведь очередное критическое выступление газеты могло попасть и по приятелю. Наверное, и попадало. Не знаю, как уж там Тахаленко со своими знакомыми договаривался, но, к его чести, ни разу не пришел и не попросил снять критический материал с полосы. А, может, знал, что получил бы от меня в ответ на такую просьбу… После того, как я уехал из Курган-Тюбе, Станислава Ивановича отправили учиться в зональную ВПШ в Ташкенте, потом он работал инструктором ЦК КПТ, заместителем начальника главного управления при Совмине Таджикистана по охране тайн в печати и умер после пустяковой операции в Душанбе.

Еще двоих журналистов, на которых, как оказалось, можно было положиться, прислали из Ленинабада – супружескую пару: Галину (она стала заведующей отделом писем) и Владислава (фото) (он – ответственным секретарем газеты) Паламарчуков. Их я не знал и не ждал, так что это пополнение оказалось приятным сюрпризом. Особенно тяжело пришлось Владиславу, ведь не случайно секретариат называют штабом редакции, а штаб должен обеспечивать взаимодействие войск, которых пока не было. Но об этом позже…

Итак, руководство газеты прорисовывалось, а вот с пишущей братией было тяжело. Я сманил из «Коммуниста Таджикистана» (да простит меня Борис Николаевич Пшеничный! Впрочем, он не обижался, ведь сам же рекомендовал меня в редакторы) двух отличных журналистов – Наталью Матвеевну Морозову (фото) и Эмилию Григорьевну Подобед (фото). Первая пошла работать корреспондентом в отдел промышленности, а вторая возглавила отдел советского строительства.

Почему они уехали из Душанбе, не знаю. Обеих ценили в редакции «Коммуниста», у обеих были нормальные жилищные условия (Подобед жила в одном с нашей семьей подъезде, более того, на одной площадке). Может, Эмилии Григорьевне хотелось больше самостоятельности: там она корреспондент, а здесь – заведующая отделом? Может, это как-то было связано с тем, что она  взяла на воспитание из детдома мальчика и не хотела пересудов? Ну, а Наталье Матвеевне почему не сиделось в Душанбе? Ей ведь нужны были только бумага, ручка и сигарета, а где писать – в столице, Курган-Тюбе или Нуреке, никакой разницы. Людская душа – потемки… Н. Морозова потом вернется в Нурек, где и умрет, а Э. Подобед погибнет во время гражданской войны в Таджикистане.

Не жалею, что пригласил на работу из Душанбе и Сурайе Собирову (фото). Она подвизалась в «Комсомольце Таджикистана», но были какие-то проблемы то ли с жильем, то ли с работой, и мы загодя договорились о ее переезде. Сейчас Сурайе работает в «Интерфаксе» в России.

Приехал из столицы и Нурхон Ниязов (фото). Мы были шапочно с ним знакомы, он работал на радио, я – в газете, иногда публиковались друг у друга. Нурхон отлично вписался в отдел информации. Его уже нет, а преемницей «Курган-Тюбинской правды» - газетой  «Новый Хатлон» руководит сейчас его супруга - Наталья Ниязова.

Душанбинцы приехали не к началу выхода газеты, а позже, когда появились квартиры для них. Квартиры журналистам, надо сказать, давали щедро, но, конечно же, не тогда, когда это было нужно нам, а по мере появления. Я сразу же взял на вооружение опыт издательства ЦК КП Таджикистана, которое оформило четырехкомнатную квартиру в Душанбе в новом микрорайоне в качестве общежития: в каждой комнате – по семье. Мы тоже жили в этом общежитии после того, как нас выселили из гостиницы ЦК, а квартиру еще не дали. Это было недолго, каких-то несколько месяцев, пока не получили двухкомнатную квартиру в доме на самой окраине таджикской столицы. (С тех пор у моей семьи проблем с жильем не было, получал очередную квартиру через несколько месяцев после приезда на новое место работы, в отличие от тех наших выпускников журфака МГУ, которые, цепляясь за Москву, устраивались работать двориками и полжизни провели в коммуналках). В таком же общежитии коротали месяцы до получения жилья и новые сотрудники «Курган-Тюбинской правды».

Заведующим отделом сельского хозяйства стал Андрей Васильевич Зайцев (фото). Раньше он уже работал в этом регионе, потом уехал в Украину, в районную газету, но прослышав об открытии новой областной газеты, вернулся, так что забрать его сам Бог велел. У Зайцева были такие же обширные связи в области, как и у Тахаленко, а, может, и похлеще. Но было и еще одно ценное качество. В каждой редакции есть человек типа священника, к которому люди идут со своими бедами и проблемами, который знает ВСЕ, что происходит в коллективе. Вот таким и был Андрей Васильевич. Зайцев возглавил у нас партийную организацию, и это удовлетворяло и коллектив, и руководство.

Хохол с пышными усами, Зайцев усаживался в кабинете, желтым от никотина указательным пальцем долго крутил телефонный диск, не спеша болтал с парой-тройкой своих знакомых, а потом бисерным почерком, попивая зеленый чай, заполнял полстранички. После перепечатки эти полстранички превращались в три машинописных страницы корреспонденции. Вырваться в командировку заведующему отделом не всегда удавалось, а строки надо было выдавать каждый день, так что помогал телефон. (Андрей Васильевич потом переехал с семьей в Харьков, где возглавил газету Харьковского района, работал какое-то время и в моем агентстве, сейчас на пенсии. Мы часто видимся с ним, паримся в моей сауне, пьем его любимый коньяк «Шабо», вспоминаем былые времена).

Пришла к нам на работу корреспондентом в отдел партийной жизни Галина Ивановна Максимова (фото). Журналистом она не была, но писать умела, да и особого мастерства для того, чтобы выдать отчет о партсобрании или партконференции, не требовалось. Ее муж командовал дивизией, которая размещалась в Курган-Тюбе, вот и трудоустроили мы офицерскую жену. Галина Ивановна была женщиной душевной, работала на совесть, понятия не имея, куда и когда ее мужа переведут на новое место службы, и ей придется оставить эту работу. Его, конечно же, перевели после моего отъезда из Таджикистана, и я потерял связь с Максимовой.

Шефом Максимовой, заведующим отделом партжизни, был Анатолий Иванович Малышев (фото). Он приехал к нам откуда-то из Сибири. Писал Малышев неплохо, но у него было и еще одно достоинство – он был СОЛИДНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. Всегда в костюме, при галстуке – это в Таджикистане с его жарой! Анатолий Иванович отлично составлял доклады, чем очень понравился в обкоме партии. Его то и дело вызывали в обком писать очередной доклад, чему мы были только рады, потому что не будь Малышева, доклады пришлось бы писать кому-то из нас. Вскоре Толя стал еще одним моим заместителем. После моего отъезда какое-то время работал помощником первого секретаря обкома партии; потом его же помощником, когда  Г. Паллаев стал Председателем Президиума Верховного Совета республики, уехал в Иркутск тоже помощником первого секретаря обкома партии; какое-то время был, как и я, собкором газеты «Деловой мир». Больше ничего о нем не знаю.

Корреспондентом у Э. Г. Подобед работал Володя Жильцов (фото). Мы с большим трудом выцарапали его из облисполкома, где Володя трудился инструктором. В облисполкоме ему было вполне комфортно, так что во вновь созданную газету, с ее нервотрепкой и круговертью, Жильцов особо не рвался, но для нас на вес золота был любой русскопишущий журналист, поэтому поднажали и забрали. К тому же взвалили на него обязанности профсоюзного босса. С тех пор Володя уже не порывал с журналистикой. Даже когда переехал с семьей на Алтай, работал на телевидении. Мы еще долго перезванивались с ним по ночам (сказывалась разница во времени). А какое варенье он варил из зеленых грецких орехов!  А как любил петь! А шил как! К сожалению, его уже нет…

Корреспондентом у Э. Г. Подобед трудилась и моя жена, Татьяна (фото). По советским законам работать родственникам (да еще и в подчинении у родственника!!!) в одной организации категорически запрещалось. Татьяна, как и я, закончила журфак МГУ, была отличным газетчиком, пройдя еще до МГУ мясорубку районной газеты, а вот работать со мной в русскоязычной газете в Таджикистане, где русскопишущих не найти, зась! Вначале ей предложили пойти в облкинопрокат. Пошла, познакомилась, оказалось, что редактор кинопроката, кроме всего прочего, должен еще и рисовать (!) афиши. Другой работы не было, а взять ее в пустующую русскоязычную газету я не имел права. Вот если обком партии мне прикажет, тогда возьму, заявил жене. Татьяна пошла в отдел пропаганды, пожаловалась на меня, и обком дрогнул – разрешение дал. Потом мне припомнят это в очередной анонимке…

Почему-то слово «проходимец» несет отрицательное значение, мол, прошел мимо, не остановился, не остался навсегда. Мы же, благодаря журналистам-проходимцам, только и выжили, запустили газету. Как только вышли первые номера, тут же появились люди, которые предложили свои услуги в качестве корреспондентов. Они ездили по области, писали, кто во что горазд, печатались, получали гонорар, на что и жили. Помню старика (это тогда он мне казался стариком, а было человеку, наверное, лет 60), который привозил из каждой командировки пространные корреспонденции на четверть полосы. Другие были не менее плодовитыми. Мы никому не отказывали, все шло на полосу. Ни о каком качестве публикаций, журналистских находках, публицистике (надо же, еще и слово такое кто-то знает – см. мои воспоминания о работе в «Коммунисте Таджикистана»!) и речи быть не могло. Главное – забить газетные полосы. И это притом, что на третью полосу шли только АПНовские и ТАССовские материалы. Оказывается, пятиразовая четырехстраничная газета формата А-2 – ну, очень прожорливая! Только благодаря журналистам-проходимцам, которых не испытывали месяцами (а по правилам надо было бы досконально разобраться, что за человека принимаем), которые не просили сначала квартиру, а потом работу; которых  сразу же бросали в бой, мы запустили газету. Потом они пропали так же неожиданно, как и появились. Кто в очередной раз запил, кто перебрался на новое место после того, как ему пару раз возвратили материал на переделку. Но кое-кто и остался надолго – осел, женился, бросил пить. Например, как Эдуард Попов (фото). Он работал корреспондентом в сельхозотделе. Потом уехал то ли в Фергану, то ли в Наманган в областную газету, где и умер.

На работу мы брали всех, кто умел говорить по-русски. Потом оказывалось, что говорить-то они говорили, а вот писать хотя бы с минимумом ошибок не могли. Взяли мы заместителем ответственного секретаря Леонида Боброва (фото) – молодой парень, проходил практику в Индии, увлекался йогой (пил молоко ноздрями), но когда заслал в типографию ТАССовский материал (все материалы с телетайпов шли прописными буквами, и при подготовке к печати надо было линотиписткам пометить, какую букву набирать строчной, а какую прописной), Паламарчук схватился за голову: Леня оказался ужасно безграмотным! Зато его жена Оля Полещенко тихо тянула свой корреспондентский воз, а, когда я в 1988 году приехал в Курган-Тюбе повидать старых знакомых, она встретила меня уже в качестве редактора газеты. Сейчас мы с ней в друзьях в «Одноклассниках», работает в Москве.

Чтобы набрать технических работников – секретаршу, учетчицу писем, телетайпистку – обобрали местную парикмахерскую, где стригли русскоязычные девчата. Свою первые специальность они не забыли и на новом месте, так что иногда можно было видеть, как в приемной редактора его секретарь Валентина Джадайбаева (фото) стрижет кого-то из корреспондентов.

…В декабре 1978 года мы с Мукимом Абдурахмановым первым делом выбивали редакционное здание. Дали нам одноэтажный дом бывшего банка на краю главной улицы Курган-Тюбе. Банкиры вывезли все, кроме двух сейфов: один был вмурован в стену, а второй такой тяжелый, что его просто бросили. Так у нас с таджикским редактором появились свои сейфы, в которые мы могли положить печати. Здание по-братски разделили между двумя редакциями,  устроив совместную телетайпную, начали ремонт, покупку мебели. А пока сидели по 7-8 человек в одной комнате, отопление было печным, дуло в окна. Но зато это уже были наше здание, наши кабинеты, наши телетайпы!

Типография находилась где-то в километре от редакции, вся корректура должна была сидеть в типографии, там же выпускающий, а по мере надобности наведываться - заместитель ответственного секретаря, ответственный секретарь, редактор. Как доставлять полосы из типографии в редакцию и обратно? Курьеры-мальчишки были, но не набегаешься же. Купили им по велосипеду и решили проблему. (Кстати, выдумка помогала не раз. Как-то надо было разместить на третьей полосе окончание огромного доклада, но не помещались какие-то пять строчек. Что делать? Попросили метранпажа… раздвинуть полосу, и все строки стали. Нарушили мы тогда все писаные и неписаные правила, но никто из читателей этого не заметил).

Типография не была приспособлена к печати газет формата А-2, и хотя уже заказали новые ротационные машины, но когда их еще установят и наладят… Решили на первых порах в Курган-Тюбе делать только картонные матрицы и каждый день возить их машиной через перевал в республиканскую типографию. А кто будет подписывать газету в свет, сняв первые оттиски с ротационной машины? По правилам надо было бы… Да какие там правила! Наняли кого-то в Душанбе и дело с концом.

Матрицы первого номера газеты поздно вечером 31 декабря повез в столицу я. Семья еще жила недалеко от типографии, гости за праздничным столом уже давно отметили наступление Нового года и по московскому времени, и по местному, когда притащился я с кипой газет (первый номер мы делали в цвете, зеленой краской, которая потом так и осталась на моем светлом плаще). Не забыть тот Новый год!

Если на подготовку первого номера у нас было несколько дней, то потом поехало-покатило. Мы с ответственным секретарем газеты Владиславом Паламарчуком возвращались из типографии в 2-3 часа ночи. Приходили в гостиницу, а сна ни в одном глазу! Тогда уже ощущался дефицит продуктов в Таджикистане (в продаже не было мяса, и плов на базаре начали делать из вареных вкрутую куриных яиц. В редакцию летом привозили из мясокомбината говядину, и завхоз Туйчибек сам топором рубил и продавал ее), но магазин у редакции был забит настоящим молдавским коньяком «Белый аист». Мы распивали с Владиславом бутылку «Белого аиста», обсуждая редакционные дела, и часам к четырем расходились по номерам. А утром опять на работу… Владислав потом переехал в Ташкент, больше мы с ним не встречались.

Я мало пишу сейчас о творческих вопросах. О каком творчестве могла идти речь, если надо было ежедневно выдавать тысячи газетных строк, которыми забивали газету! Но старались, очень старались написать хороший материал. Помню, как Э. Подобед по материалам республиканской прокуратуры подготовила разгромный материал о взяточниках в местном вузе (потом меня вместе с нашим партийным секретарем А. Зайцевым таскали в обком на промывание мозгов), помню материал Т. Макаровой (Садошенко) «Сладкий чай три раза в день», о том, как кормят в одном из детских садов. Приятной была похвала ответственного секретаря «Коммуниста Таджикистана» В. Молдавера: хороша у вас верстка первой полосы!

Чтобы стимулировать журналистов, в редакции ввели такое правило: по итогам соц. соревнования (было и в газетах такое!) тот, кто у кого больше всех отмеченных на летучке материалов, может поехать в командировку в любую точку Советского Союза. Занявший второе место – отправляется в любую точку Таджикистана. За девять месяцев 1979 г. первое место заняла Эмилия Подобед, но никуда не поехала, поскольку не с кем было оставить приемного сына. Второе место – Т. Садошенко (она печаталась под девичьей фамилией Макарова, чтобы не дразнить гусей). Она тоже никуда не поехала (но очень хотелось!), поскольку была в интересном положении: оба наших сына родились в Таджикистане.

К тому времени я уже несколько лет сотрудничал с газетой ЦК КПСС «Социалистическая индустрия». Мне очень нравилась ее верстка, и в «Курган-Тюбинской правде» я решил ее скопировать, сделав кое-какие уступки нашему низкому качеству печати. Но вся беда в том, что рубрики при этом набирались только строчным шрифтом, без прописных букв. Сейчас это не составило бы никаких хлопот, но в те времена…

Нас с первых же месяцев стал буквально преследовать агитпроп ЦК. Звонит мне инструктор В. Дашкевич и отчитывает: «Что у вас за фотографии на четвертой странице! Почему эта акробатка так неприлично выгнулась?!». А на четвертой странице был опубликован фоторепортаж из заезжего цирка. Сделал его наш фотограф  Цой (именно фотограф, а не фотокорреспондент, которого мы забрали из какого-то фотоателье). Был бы профессиональный фотокорреспондент, снял бы по-другому, а так… Надо было бы ответить Дашкевичу, мол, приезжай сам и сделай, раз ты такой умный, но я тогда еще смутно разбирался в субординации между газетой, обкомом и ЦК. 

Потом нашлись какие-то текстовые ошибки, опять последовали звонки из ЦК. На совещании в ЦК в докладе секретаря по идеологии Гульджахон Бобосадыковой нам был уделен уже целый абзац – плохо работают. Секретарь по идеологии нашего обкома (не помню ее фамилию, хоть убей!) и Бобосадыкова были подругами, так что если пока обком помалкивал, отлично видя, в каком состоянии редакция, то надо было ожидать, что скоро он последует примеру ЦК. Долго ждать не пришлось.

Республиканские газеты обслуживало информационное агентство ТаджикТА, откуда и поступали все официальны материалы. Нам же было тяжелее: весь официоз областного уровня – отчеты о пленумах, партконференциях, сессиях - надо было готовить самим. Вот мы и попались на таком официозе.

У таджиков нет отчеств, но по примеру русских им стали присваивать отчества, образовывая их от фамилии. Например, если первый секретарь Курган-Тюбинского обкома партии Гаибназар Паллаев, то обращаются в нему Гаибназар Паллаевич. Когда готовили информсообщение о прошедшем пленуме обкома партии, я решил, что надо писать фамилии так, как в партбилетах. Вот и получилось, что все таджики у нас оказались без отчеств, а русские с отчествами. Ну и скандал же разгорелся! Мне устроили выволочку на бюро обкома. Слава богу, хоть выговор не вкатили. И это все называлось журналистикой… (Я часто вспоминал одну югославку, с которой учился вместе на одном курсе. Все, что мы здесь, в Москве, учим, нам не понадобится, сказала она. Почему, удивился я. Потому что у нас совсем другая журналистика. Мы пишем о пожарах, убийствах, наводнениях, мы ищем сенсации, а вы… Представляю, как бы эта югославка работала в «Курган-Тюбинской правде», в нашей партийной журналистике).

Уже потом я узнал, откуда ноги растут. Оказывается. Г. Бобосадыкова терпеть не могла Б. Пшеничного, а тут вдруг его креатура стала редактором областной газеты. Причем им оказался тот самый Садошенко, после трех публикаций которого в «Коммунисте Таджикистана» под заголовком «Богатырь на коленях», о причинах плохой работы крупнейшего в республике текстильного комбината, тогда еще первому секретарю Душанбинского горкома партии Г. Бобосадыковой серьезно потрепали нервы в ЦК.  Теперь у нее наконец-то появилась возможность вытирать ноги о редактора новой газеты.

Самое интересное, что неистовствовали именно столичный и областной агитпропы, а первый секретарь обкома занимал вполне взвешенную позицию. Мне вообще нравился стиль работы Паллаева. В отличие от партийных бонз, он искал какие-то новые направления в работе. Например, посадит всех членов обкома партии в автобусы и везет в отдаленный район на выездное заседание. Он умел слушать, не хамил. Когда-то я ему пожаловался на Дашкевича, который работать не давал придирками. Почему ты мне сразу не сказал об этом, возмутился Паллаев, сейчас позвоню в ЦК и приедет этот Дашкевич на полгода тебе в помощь. Не надо, не надо, отказался я, отлично понимая, чем может закончиться для меня такая помощь.

27 декабря 1979 года Советский Союз напал на Афганистан. Партактив собрали в обкоме партии и прочитали закрытое письмо ЦК КПСС, объясняющее, почему так поступили. Несмотря на то, что именно Курган-Тюбинская область граничила с Афганистаном, и по ночам небо гудело от тяжелых транспортных самолетов, идущих над Курганом в Кабул, события тех дней казались мне очень далекими. И только Г. Максимова, которой я передал содержание письма ЦК КПСС, схватилась за сердце: «Это же война!». Потом мы узнали, что регулярные воинские части с границы собираются переместить в Афганистан, а нашу кадрированную дивизию, набрав запасников, перебросить на их место. А так как запасниками были все, то все и сидели на чемоданах, ожидая повести в военкомат.

Все годы работы в Таджикистане я не переставал поддерживать связь с газетой ЦК КПСС «Социалистическая индустрия». Зимой 1980 г., поставив на ноги “Курган-Тюбинскую правду”, запросился в “СИ” -  все-таки уже восемь с лишним лет внештатно сотрудничал с ней.  В конце концов прозвучал звонок из обкома: срочно к первому секретарю. Приехал, Гаибназар Паллаев ведет какое-то совещание, но приказал сразу же пропустить меня в зал, как только появлюсь. Захожу бочком, в зале десятка три человек обсуждают какой-то сельскохозяйственный вопрос. Паллаев заметил меня и замахал рукой:

- Сюда, сюда, - позвал он из президиума. – Вот телеграмма пришла из Москвы (!!!), наш редактор газеты утвержден корреспондентом газеты ЦК КПСС (!!!) “Социалистическая индустрия” – и гордо оглядел зал. - Поздравляем! 

Все дружно захлопали. Так 8 февраля 1980 года я стал самым молодым собкором “СИ”.  

Через 10 лет, уже поработав в Сибире и на Дону, будучи собкором “Социалистической индустрии” в Днепропетровске, я опять приехал в Курган-Тюбе. Говорят, не будет тянуть в старые места, если хоть раз вернешься.

Я застал еще многих, кого потом выгонит из страны гражданская война. Редакция была на новом месте, недалеко от облисполкома. Все так же торговали пловом в парке. Все так же жарило солнце.

Еще была жива Эмилия Подобед и сын ее, взятый из детдома, вновь не стал сиротой.

Еще строила планы о том, какой быть нашей газете, ее редактор Ольга Полещенко.

Еще выпили мы с веселым Нурхоном Ниязовым по пиалке теплой водки.

Еще были тогда Курган-Тюбе и “Курган-Тюбинская правда”.

Прощайте, дорогие мои…

Сентябрь 2010 г., Днепропетровск.

"Здравствуйте, Сергей Николаевич! Очень тронули ваши воспоминания, особенно потому, что я сейчас в отпуске в Душанбе и проездом была в Курган-Тюбе. Та "школа" для меня лично стала главной в становлении, и мне даже неловко причислять себя в те времена к журналистскому корпусу.  А было все будто вчера". (Сурайе Собирова)  

«Сережа! Читаю твои воспоминания о первых днях "Курган-Тюбинской правды", не могу оторваться!!! Очень честно и хорошо написано!!!

Дочитал... А разве ты не знаешь, что во время гражданской войны, когда я работал первым замглавного в "Трибуне", я узнал о страшной смерти Эммы Подобед, о том, что ее сына Кирилла вышвырнули из квартиры исламисты, что он бомжует в Курган-Тюбе, а потом через подругу Подобед и с помощью министра МВД Таджикистана, которому я украдкой позвонил по телефону ВЧ-связи из кабинета главреда "Трибуны", мне в Москву отправили в самый разгар войны зимой Кирилла без документов, в курточке летней и сандалиях... Кирилл прожил в моей семье полтора-два года, я сумел выправить его документы, воткнул в школу... Он рос вместе с моим сыном Борисом, Кирилл был на год старше его.

Усыновить его я не мог - не было документов о смерти Эммы, она числилась пропавшей без вести, ведь ее убили (расстреляли из автомата, весь рожок) и тело ее бросили в протекавший через город канад Джуйбор, и его унесло течением. 

И ты, и я в Таджикистане не знали, что Эмма Подобед была из московского клана Бонч-Бруевичей. Да, того самого Б.-Бруевича, который был секретарем Ленина... Она уехала в Таджикистан и считалась в клане "белой вороной". А Бруевичи эти в Москве до сих пор при должностях и в фаворе... 

Так вот, когда я нашел этих Бонч-Бруевичей, рассказал, что Кирилл второй раз осиротел (она же брала его умирающим малюткой из роддома и выходила, усыновила), то Бруевичи на меня орали, говорили, что я делаю это, чтобы получить жилплощадь, хотя у меня тогда уже была двухкомнатная квартира в Москве, и я им в ответ просто смеялся в лицо...

Потом из Люберец позвонила пожилая женщина - еще одна "белая ворона" Бруевичей, 75-летняя, которая сказала, что очень любила Эмму, что знает, что Кирилл Бруевичам не родной по крови, ну и попросила привезти его к ней в Люберцы хоть чаю попить... 

Мы с Кириллом приехали, попили чаю, смотрели вместе альбом, который Кирилл вместо документов сумел взять из дома (ему ведь было тогда в войну 12-13 лет всего), смотрели фотки счастливой Эммы Подобед с малышом Кириллом, смотрели его фотки, где он играет на пианино... Старушка поплакала, мы уехали... Я ей рассказал, что скоро выправлю парню метрики, постараюсь прописать его у себя, но трудно - надо восстанавливать сам факт его рождения, усыновления и т. п. и что сам я его усыновить не могу по причинам, о которых писал выше, но отношусь к нему как к своему сыну и что он будет жить у меня, и я как-то смогу устроить его судьбу.

Через несколько дней после нашего визита эта дама из Люберец позвонила и сказала: «Приезжай, надо поговорить!». Я приехал, она заявила, что живет в двушке одна, что хочет забрать Кирилла к себе... Чтобы понять, как его туда юридически прописать и т. п., мы с ней пошли в паспортный стол в Люберецком ОВД. А там замначальником этого паспортного стола оказалась... женщина-милиционер, сама беженка ИЗ ДУШАНБЕ !!!

И эта женщина помогла прописать Кирилла к старушке, он переехал к ней жить и скрасил последние годы ее жизни... А Бонч-Бруевичи мне потом звонили и грязным матом ругались, что кому-то там из них не достанется квартира этой старушки из Люберец, а достанется теперь безродному бастарду Кириллу... И я снова ржал им в лицо, этим  зажравшимся московским жлобам!

Всю эту историю потом, лет семь спустя, узнала Кира Прошутинская с ТВ. Она пригласила меня и Кирилла на запись передачи, где я ему рассказал историю того, что он был у Эммы усыновленный (он не знал, потому что когда он жил у меня, я ему не говорил), потом рассказал, как ее убили, как я и наши коллеги из осколков редакции "Коммуниста Таджикистана" искали его - бомжонка - в Курган-Тюбе, как его привезли без документов - просто сунули в самолет в Душанбе и отправили в Москву....  

У моей сестры или у первой бывшей жены Юли на даче валяется эта видеокассета с записанной передачей, но я не держу архивов, так как уже дважды разводился и мне плевать на свою прошлую жизнь и на свои архивы...

Прости, писал быстро и не глядя на клавиатуру... Просто почему-то захотелось рассказать тебе эту историю.. Сорри за опечатки и шероховатости стиля... Но если ты захочешь, можешь поместить эту стори на своем сайте, мне не жалко...

А Кирилл сейчас живет в Люберцах, ему уже за 30 лет, у него хорошая работа, хорошая семья... Он стал москвичом, несмотря на происки этих Бонч-Бруевичей !!! Мы с ним не контачим, как-то не сложилось - мои разводы, переезды, кочевая жизнь... Такие дела... Наверное, он есть в «Одноклассниках.Ру», но я его даже не ищу...

Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой...

Вот видишь, как меня раскрутило прочтение твоего сайта... Спасибо тебе еще раз!!!

На двух фотках нашел себя! Приятно вспомнить те времена... Тогда мы были счастливыми и жили счастливо... Только вот мы тогда еще не знали об этом...» (Владимир Захватов)

«Спасибо, уважаемый Сергей, за великолепные воспоминания о моей "альма-матер", которой для меня стала "Курган-Тюбинская правда". Неподдельное восхищение вызвала ваша память. Ведь, действительно, у Андрея Васильевича Зайцева бисерный почерк. И, кстати, писал он всегда перьевыми, а не как все мы, шариковыми ручками. Причем, если в номере была дырка, то давал скрупулезно то количество строк, которое требовал ответсек.

Да, сколько знакомых фамилий вы подняли из недр памяти. Правда, я работал уже при Геннадии Петровиче Щербатове, и состав газеты сильно изменился. Но, связав однажды жизнь с газетой, я продолжаю оставаться ей верным и по сей день. Уже почти 20 лет являюсь редактором "районки" на Орловщине. Но при этом школой профессиональной журналистики считаю именно "Курган-Тюбинскую правду".

А сколько баек можно было бы написать про работу в областной газете! Однажды еще в старой редакции (ту, которую обживали вы), зимой наш тогдашний заведующий отделом партийной жизни Володя Захватов оставил в кабинете невыключенным "козел" (самодельный электрообогреватель). Приходим утром, а в кабинете "Ташкент". Володя говорит: "Блин, могли здание спалить. Юра запомни, его давно пора спалить, но самое главное, чтобы это сделали не мы, а братья-таджики. С них никто спрашивать не будет..."

Так оно и было. Как-то в самом начале уборки хлопка "Хакикати Кургонтеппа" на первой полосе помещает ударную шапку о том, что хлопкоробы области дали Родине 40 тысяч тонн сырца. Но какой-то грамотей решил дать слово "тысяч" цифрами и дал его с пятью нулями, вместо четырех. Утром звонок редактору из обкома партии: Уважаемый Микимджон Абдурахманович, у республики план по хлопку 450 тысяч, а вы отчитались, что одна только наша область дала 95 процентов плана. Закрывайте свою газету, выводите в поле всю редакцию и не возвращайтесь, пока не дадите республике 400 тысяч тонн!!!!

Мукима с инфарктом из кабинета увезли в областную больницу. И я представляю, что было бы, если такой ляп дали мы. Геннадию Петровичу такого бы не простили. Да, все это было, и никто, действительно, не думал, что нашей газеты не станет.

Еще одно воспоминание про Нурхана. Вывод советских войск из Афганистана. Часть из них идет через порт Шерхан в Кумсангире. Щербатов посылает меня делать репортаж. Просит захватить с собой Нурхана. Мол, он подготовит материал для радио. В 6 утра стучусь к Нурхану домой. Через минут пять дверь открывается, и на пороге предстает пьяный в дымину Нурхан, в трусах и небритый. Видя мое испуганное лицо, он говорит: "Юра, все окей. Шас буду в машине".

Через пять минут дверь редакционной "Волги" открывал франтоватый мужчина, пахнуший дорогим парфюмом и почти без признаков затянувшегося за полночь застолья. Уже в Кумсангире Нурхан идет к командиру, выводившему свой полк из Афганистана, брать интервью. А далее наблюдаем такую картину: Нурхан подошел к полковнику, они посмотрели друг на друга, и вдруг оба заулыбались. По дороге домой спрашиваю, что вызвало обоюдную улыбку? Сначала он на меня дыхнул перегаром, говорит Нурхан, потом я на него, и мы поняли, что близки по духу. Вот и возрадовались...

"Здравствуйте, Сергей, я вас, конечно, не знаю, начинала уже у Щербатова, но хочу от всей души поблагодарить за эту страничку, спасибо большое за прекрасное путешествие в мое прошлое, за теплые воспоминания. Пару очень грустных историй услышала, взволновал и рассказ Володи Захватова. Спасибо вам, Лиза". (Елизавета Шаф)  

"С удивлением прочитал Ваши воспоминания о работе в Курган-Тюбе. Я тоже в юности работал в «Кулябской правде», в 17 лет, в 1981 году стал корреспондентом сельхозотдела, а после службы в армии до 1986 года благополучно дослужился до ответственного секретаря. Потом, естественно, уехал в РФ, где работал главным редактором городской и областной газеты, гендиректором издательского концерна. Сейчас вот чиновник в обладминистрации Волгоградской области.

Хотя вспоминаю те годы добром – очень уж интересно было". (Ванеев Н.Н.)

Хотите добавить свой комментарий ?
Хотите прислать свои воспоминания ?
Пишите: sadoshenko@gmail.com